full-text-search

Alte Universitätsstraße 19
55116 Mainz / Germany
Tel.: +49/6131 / 3 93 93 60

You are here Publication Portal

 

 

 

Любой мирный договор, как нам представляется, немного напоминает женщину, беременную новой войной. Так случилось и с войной за испанское наследство (1701–1714), которая вынашивалась, по крайней мере, с середины XVII в.: во-первых, со времени окончания долгой и кровопролитной Тридцатилетней войны и, во-вторых, не менее длительного вооруженного противостояния Франции и Испании. Можно сказать, зачатие младенца планировалось с Вестфальских соглашений 1648 г. и непосредственно произошло в результате заключения Пиренейского мира 1659 г. И если первые обрисовали основных инициаторов первой европейской войны века Просвещения – Францию и Империю, то второй довольно четко выявил ее жертву.
В принципе, целый ряд международных проблем и противоречий, оставшихся после Тридцатилетней войны, окончательно был разрешен лишь в процессе войны за испанское наследство. Какие же это были проблемы?

  1

Выделим из них самые главные. И первым противоречием можно назвать политическую биполярность формирующейся Вестфальской системы европейских государств. После 1648 г. две державы-победительницы – Французское и Шведское королевства становились гарантами Вестфальских соглашений и политическими гегемонами среди государств Западной и Северной Европы. Этот статус позволял не только лучше ориентироваться в европейской политической ситуации и оказывать влияние на другие государства, но и предоставлял возможности расширять это влияние и, более того, увеличивать свою территорию. Как Париж, так и Стокгольм не замедлили воспользоваться этими возможностями и чуть ли не первыми на континенте стали нарушать негласный, еще не зафиксированный в международном праве Европы принцип равновесия сил, позволявший Вестфальской системе эффективно развиваться. Необходим был только отличный повод, обоснованный с точки зрения правовых установок того времени. Швеция при Карле Х стала развивать свою экспансию с середины 50-х гг., а для Франции он появился в только в 1659 г.
На конгрессе в Мюнстере в октябре 1648 г. первому министру Франции кардиналу Джулио Мазарини, несмотря на начавшийся тяжелый внутренний кризис – Фронду (1648–1653), удалось извлечь для своего королевства возможно максимальные выгоды. Он заключил приемлемый мирный договор с одним из своих главных противников – Священной Римской империей. Но на мир с Мадридом без достижения сокрушительной победы над испанской монархией он тогда идти не желал. Позже, в январе 1649 г., Мазарини писал маршалу де Лопиталю: »…Мы были накануне заключения мира с Испанией столь же выгодного, как и тот, какой завершил наши переговоры с Империей, возвратившей нашей короне ее древние границы на Рейне с важнейшими крепостями…«[1] .

  2

»Мир в Пиренеях подвел итог как франко-испанской войне, так и Тридцатилетней«, »этот мир укрепил границы Европы« – таковы наиболее распространенные оценки этого события[2] . Можно заметить, что заключение франко-испанского мира в Пиренеях в литературе преподносится чаще всего как дополнение к Вестфальскому миру 1648 г.: то был, скорее, завершающий акт прошедшей общеевропейской войны, окончательно оформивший политическую гегемонию Франции в Западной Европе, нежели автономное событие нового этапа в развитии международных отношений на континенте. Между тем, Пиренейский мир был уникальным явлением в том смысле, что практически в равной степени разрешал проблемы прошлого и намечал пути развития будущего европейской дипломатии раннего нового времени.
Испанский фактор играл значительную роль в историческом формировании французской территории. На протяжении веков Испания фактически противостояла Франции по всей ее сухопутной границе. Даже на выбор французской столицы повлияло наличие такого агрессивного соседа: политический центр королевства не сформировался в центре его территории, а далеко на севере, подальше от Мадрида. В раннее новое время испанской угрозы с южных границ – по Пиренеям – хватало с избытком. Но присутствие испанцев на северо-восточных рубежах Франции – в Испанских Нидерландах – было уже так называемым »испанским окружением«.
Более того, раздробленная на мелкие княжества и республики Италия была лакомым кусочком как для Франции, которая издавна блюла там свои интересы, так и для испанских и австрийских Габсбургов. На протяжении конца ХV - первой половины XVI вв. итальянский конфликт был одним из самых жгучих в Европе. Равновесие сил в этом регионе контролировалось как римскими папами, так и мелкими итальянскими государствами, желавшими ради своей безопасности найти себе сильного покровителя. Испанские позиции в Италии не были прочными до тех пор, пока она не укрепилась в северном бастионе Аппенинского полуострова – в Милане. Это сталкивало интересы Франции и Испании даже больше, чем вооруженные споры на нидерландской границе.

  3

С XVI в. для Франции испанская проблема переросла в габсбургскую в связи с универсалистскими претензиями императоров Священной Римской империи из династии Габсбургов на европейское господство. Поэтому Франция в лице ее наиболее способных королей и министров всегда искала себе потенциальных союзников, отметая в сторону идеологические и конфессиональные мотивы.
После заключения Вестфальского мира Испания сконцентрировала все свои силы на военном конфликте с Францией. Наряду с прямыми военными столкновениями между двумя государствами, продолжавшимися еще 11 лет, имела место и пропагандистская франко-испанская война. Пугая общественное мнение французской угрозой, испанская публицистика стала распространять идеи о перенятии Францией от Габсбургов претензий на создание своей универсальной монархии[3] . Хотя такие взгляды и не имели тогда широкого распространения, они показывают, что имперская идея еще глубоко сидела в европейском политическом мышлении. И если одни ее носители в течение более полутора столетий ослабли, то победитель должен был перенять эту идею. Так, испанцы, теряя свою гегемонию, вольно или невольно оказались удивительно прозорливыми. Дальнейшая история докажет их справедливость. Вместе с тем, такая пропаганда была и показателем растущей военно-политической мощи французского королевства.
На ход военных действий между Францией и Испанией в 50-е гг. XVII в. основное влияние оказывали два фактора – фактор Фронды и английский фактор. Во время французской смуты Мадрид последовательно поддерживал фрондеров, а после ее поражения предоставил убежище их главарю – принцу Антуану Бурбону де Конде, с того времени воевавшему против соотечественников на стороне Испании. Казалось, удача вновь улыбнулась Мадриду: в 1653 г. была окончательно отвоевана Каталония и снова захвачен у французов стратегически важный город–порт Дюнкерк[4] . Но после Фронды преобладающую роль во франко-испанских отношениях стала играть Англия, а последние два года перед заключением мира в Пиренеях большое воздействие на это событие оказало положение дел в Империи.

  4

Реакция Франции и других европейских государств на установление в 1653 г. в Англии Протектората Оливера Кромвеля была довольно благоприятной. Победы Альбиона в войне с Голландией (1652–1654) и очередное вторжение испанских войск во Францию усилили желание Мазарини искать расположения лорда–протектора. В 1653–1654 гг. по инициативе первого министра переговоры с Англией велись очень активно[5] . Подобную же политику по отношению к Альбиону проводила и испанская корона. В качестве компенсации за военную поддержку Париж обещал после победы передать Лондону испанский Дюнкерк, а Мадрид – французский Кале. На протяжении года Кромвель взвешивал предложения французского и испанского послов, их просьбы о поддержке английским флотом и армией борьбы друг против друга.
Гонку выиграл Мазарини. Решение лорда–протектора в пользу союза с Парижем не было навеяно традиционными для англичан, особенно пуритан, антипатиями к »стране–антихристу«. Союз с Францией – противницей Испании – сопутствовал идее Кромвеля создать колониальную империю за счет испанского золота и поселений в Вест–Индии. Англо-французский альянс также давал политические и моральные выгоды в борьбе против легитимного наследника английской короны Карла II Стюарта и роялистов. Заключив соглашение с Лондоном, Париж не смог бы их официально поддерживать. К тому же английский правитель надеялся приобрести для Англии Дюнкерк и компенсировать материальные потери от французских пиратов[6] .

  5

В начале 1654 г. послы Мазарини передали лорду–протектору, что Париж готов подписать договор о мире, включая статьи не предоставлять помощи врагам Протектората, не давать убежище Карлу II Стюарту во Франции, а также уволить его брата герцога Йорка (будущего английского короля Якова II Стюарта) с французской военной службы[7] . В декабре того же года Кромвель вмешался в торговый конфликт между испанцами и французами в Вест–Индии.
Эти демарши настолько оскорбили испанского короля Филиппа IV, что в ноябре 1655 г. Мадрид официально объявил Англии войну. Уверенность испанского монарха в своих силах подогревалась победой в том же году над Францией в борьбе за герцогство Модену[8] . Столкнувшись с перспективой военных действий в Европе, Кромвель поспешил заключить в Вестминстере 3 ноября 1655 г. оборонительный и наступательный союз с Францией. В секретных статьях договора оба государства обязывались не вступать в отношения с врагами союзника: агенты Конде становились персонами нон–грата в Англии, а Мазарини обещал запретить Карлу II и его окружению действовать во Франции[9] .
Первый министр Франции не стремился быть джентльменом в политике, выполняя свои обязательства только тогда, когда было выгодно ему и его государству. Несмотря на заключение союзного договора, его английская дипломатия оставалась осторожной и двойственной. В интересах Франции кардинал постарался использовать англо-испанский конфликт в Америке, в первую очередь, для достижения приемлемого соглашения о мире с Мадридом. В июне 1656 г. он послал своего представителя де Лионна в испанскую столицу встретиться с первым министром Филиппа IV доном Луисом де Харо. Требования французов сводились к передаче провинций Артуа и Руссильона в руки инфанты Марии–Терезии, которая намечалась в качестве будущей невесты для короля Людовика XIV. Со своей стороны, Париж обязывался возвратить Испании завоеванные им земли в Испанских Нидерландах и прервать союзнические отношения с получившей независимость от Испании по условиям Вестфальского мира Португалией[10] .

  6

В том же году в Англии вспыхнуло очередное роялистское восстание, организованное Карлом II за границей. Ряд германских князей и Мадрид выделили восставшим несколько кораблей. Мазарини не замедлил воспользоваться этой ситуацией для большей вероятности достижения франко-испанского соглашения. Несмотря на договор с Кромвелем, он предоставил в распоряжение роялистов несколько французских портов для стоянки их кораблей. В окружении лорда–протектора ходили слухи, впрочем, не оправдавшиеся, что некоторые прибрежные города Англии будут атакованы французами. Вскоре также выяснилось, что французский посол де Баас был замешан в роялистском заговоре против лорда–протектора. Уже тяжело больной Кромвель попытался выяснить ситуацию у самого первого министра Франции. Мазарини все отрицал и даже выразил недовольство по поводу того, что лорд–протектор, несмотря на заключенный с Францией союз, продолжает поддерживать связи с Конде[11] .
Действительно, Конде продолжал оставаться политическим бельмом в глазу первого министра Франции. Первый министр Испании дон Луис делал все возможное, чтобы заключить с Францией мир на взаимовыгодных условиях. Но переговоры прервались не из-за территориальных требований французской стороны, а из-за вопроса о судьбе Конде и браке инфанты. Мадридский двор настаивал не только на том, чтобы принцу предоставили амнистию, но и на том, чтобы он был полностью восстановлен на родине во всех своих регалиях. Но Мазарини не без основания считал, что, возвратившись во Францию, Конде мог снова стать источником беспорядков и даже являться испанским шпионом[12] .

  7

Что же касается инфанты, то идея брака между нею и Людовиком XIV возникла у Мазарини уже давно и впервые была предложена испанскому правительству в 1646 г.[13]  Тогда диалог Парижа с Мадридом не получился, но и сейчас разрешение этой проблемы застопорилось. У Филиппа IV тогда еще не было наследников мужского пола. Поэтому старшая инфанта Мария–Терезия стала самым большим достоянием испанской монархии, переживавшей тяжелый политический кризис (помимо Португалии, восстания вспыхнули также в Каталонии и итальянских владениях Испании, прежде всего Неаполе). Инфанте предназначалось скрепить само королевство, а не быть отданной с немалым денежным и территориальным приданым в руки Бурбонов.
Когда стало абсолютно ясно, что мир с Испанией пока недостижим, Мазарини понял, что продолжать войну надо еще более эффективно, чем раньше. Зимой 1656 г. Филипп IV начал широкомасштабные военные действия против Португалии. В марте 1657 г. первый министр Франции заключил новый союз с Кромвелем. Однако цена английской военной помощи во Фландрии была тяжелой. Кромвель предоставил в распоряжение французов 6.000 конников и морскую эскадру, но потребовал отдать ему в руки то, что он завоюет[14] .
Во второй половине 50-х гг. англо-франко-испанская война разгорелась с еще большей силой. Филипп IV приказал »бросить все силы, какими еще располагает Испания, против Франции и Англии. Порты, которые требуют англичане, должны быть скорее разрушены, нежели отданы Кромвелю«[15] . В начале 1658 г. готовилась высадка испанских и роялистских формирований в Ирландии. В связи с затяжной болезнью Кромвеля шансы Карла II занять английский престол повысились, однако Мадрид не спешил выполнять свое обещание высадить солдат в Ирландии. В апреле 1658 г. агент Карла в Англии Джон Мордаунт был арестован кромвеллевской полицией[16] . А в июне того же года англо-французские войска захватили Дюнкерк (при его осаде было задействовано 26.000 французских и только 6.000 английских солдат), в результате чего линии связи между Испанией и ее владениями в Европе и Западном полушарии оказались под сильнейшим давлением.

  8

Дюнкерк перешел в руки англичан. Для Франции этот акт являлся как выполнением обязательств договора, так и платой за будущую гегемонию и процветание. Блестящий дипломат Мазарини уже предчувствовал заключение выгодного мира с Испанией. Да и Дюнкерку не суждено было долго оставаться в руках англичан – восстановившийся на английском троне в 1661 г. Карл II, нуждаясь в деньгах, продал этот важный стратегический город–порт французам всего за пять миллионов ливров[17] . Мазарини как будто видел будущее, в отличие от большинства своих оппонентов. Видел его, безоговорочно доверяя кардиналу, и молодой король Людовик XIV. Он специально прибыл из Кале, чтобы поддержать своего первого министра и посмотреть на выход побежденного гарнизона Дюнкерка[18] .
Угроза формирующейся Вестфальской системе и европейской стабильности исходила в то время не только от франко-испанской войны, но и от потенциальной возможности императора Фердинанда III оказать помощь Мадриду. Еще при жизни кардинала вновь возобновилось длительное противостояние между Францией и Священной Римской империей. Во время Фронды император был не прочь »откусить« куски земли у Франции: нарушая свои обещания в Мюнстере, Фердинанд послал войска в Нидерланды и Италию[19] .
Кардинал сумел-таки поправить конфликтную ситуацию в Священной Римской империи. Его послы де Граммон и де Лионн с октября 1657 г. по март 1658 г. приложили немало дипломатических усилий в Германии (а вместе с этим передали в руки князей несколько мешков золота). Не бездействовал и испанский король, отправив в Германию своих представителей графа Пеньяраду и маркиза де Фуэнте с целью предотвратить сплочение ряда немецких государей против Империи и заключение союза между ними и Францией[20] . Однако Мадрид не мог подкрепить свою дипломатию финансами. Мазарини же вел политическую игру не только с помощью золота, но и играл на страхах многих князей о том, что угроза порабощения Германии исходит не из Франции, а от венского двора. В своих инструкциях послам кардинал предлагал играть на контрастах между »открытой« политикой Франции, стремящейся к миру с Испанией и другими государствами, и по-прежнему »закрытой« дипломатией австрийских и испанских Габсбургов[21] .

  9

Ситуацию во многом разрешила смерть императора Фердинанда III. Менее чем через месяц после избрания его наследника 17-летнего Леопольда I новым императором Священной Римской империи, 14 августа 1658 г. католические и протестантские нейтральные князья Германии объединились в Рейнский союз. В него входили курфюрсты Майнцский, Кельнский и Пфальцский, епископ Мюнстерский, ландграф Гессен–Кассельский, герцоги Баруншвейг–Люнебургский, а также шведский король Карл Х в качестве владельца Бремена, Вердена и Висмара. Союз представлял собой совместную оборонительную организацию для защиты Вестфальских соглашений, сохранения коллективной безопасности его членов, и запрещавшую использовать его территорию в военных целях. Каждый член Союза обязан был выделить определенное количество солдат для охранения этих договоренностей. Франция официально присоединилась к Союзу и стала его казначеем и главным поставщиком войск в его армию. Только Трир отказался объединяться с Союзом вплоть до 1662 г. Но его земли, непосредственно примыкавшие к Испанским Нидерландам, были эффективно блокированы государствами Рейнского союза со всех сторон[22] .
Вестфальский мир с созданием Рейнского союза был только упрочен. Дипломатия Мазарини усилила положение Франции на непростой восточной границе. Благодаря гарнизонам в Меце, Туле, Вердене, Ландау, Филиппсбурге, Брейзахе и войскам, находящимся в Верхнем Эльзасе, королевство прочно закрепилось на Рейне. Вырисовывался будущий »железный пояс«, и военная изоляция Испанских Нидерландов стала очевидной. В начале 1659 г. Великий пенсионарий Республики Соединенных Провинций Ян де Витт констатировал, что Испанские Нидерланды могут быть потеряны Мадридом в двух военных кампаниях[23] . В этих условиях Филиппу IV ничего не оставалось, кроме как идти на мир с Францией, чтобы спасти то, что еще можно было спасти.

  10

В 1657 г. у испанского короля родился, наконец, сын, названный Филиппом Просперо. Однако этому инфанту не суждено было стать королем – он умер в 1661 г. Впрочем, в том же 1661 г. родился будущий король Испании Карл II. Это обстоятельство несколько укрепило династические и политические позиции испанской короны. Поэтому когда летом 1658 г. в процессе заключения Рейнского союза несколько немецких курфюрстов выступили с инициативой посредничества с целью заключения мира между Испанией и Францией, находившийся во Франкфурте граф Пеньярада отклонил это предложение. Но уже несколько недель спустя, в начале осени того же года посол Филиппа IV Контрерас прибыл с тайной миссией в Париж предложить Людовику руку инфанты[24] .
А Мазарини усилил давление на мадридский двор с целью заставить Филиппа IV принять приемлемое и официальное решение по вопросу о франко-испанском браке, дав понять испанскому королю, что Париж может найти другой интересный альянс. У кардинала, безусловно, была на примете другая невеста – двоюродная сестра Людовика XIV Маргарита Савойская. Восточная красота Маргариты не мешала ей быть умной и скромной в обращении[25] . Возможно, она являлась бы идеальной супругой для французского короля, но судьба распорядилась по-своему. Самому же Людовику тогда было все равно, поскольку он был серьезно увлечен юной племянницей кардинала Марией Манчини.

  11

Так или иначе, но в ноябре 1658 г. весь французский двор покинул столицу и выехал в направлении Дижона и Лиона. Узнав о возможности савойского бракосочетания, Филипп IV сказал: »Этого не может быть и не будет«. И тут же посылает в Лион своего чрезвычайного посла дона Антонио Пиментеля де Прадо с предложением мира и руки инфанты Марии Терезии для Людовика XIV. Мазарини немедленно отреагировал на это предложение. Собственно, такого оборота событий он и ожидал: переговоры о савойском браке и хлопоты, связанные с ним, были лишь уловкой. В мае 1659 г. предварительные договоренности были достигнуты, а в июне проект прелиминарного договора был уже готов[26] .
С Пиментелем непосредственно контактировал де Лионн. А вот окончательные пункты мирного договора разрабатывались в прямых переговорах между Мазарини и доном Луисом де Харо на острове Фазанов на реке Бидассоа, которая разделяет два королевства со стороны Наварры. Министры Франции и Испании отправились на эту встречу с таким великолепным экскортом, что, как говорили об этом подданные двух королевств, никто и никогда не видывал ничего подобного. Два министра старательно согласовывали все пункты соглашения и встречались двадцать четыре раза в период с середины августа по 7 ноября 1659 г., когда договор был подписан. Удивительно, что чуть ли не главной темой споров между Мазарини и доном Луисом были не территориальные претензии, а условия, на которых Конде должен был возвратиться во Францию.
Мирный договор в Пиренеях лишний раз указывал на поражение Мадрида и подчеркивал очевидное преимущество французов, которое было установлено Вестфальским миром. Хотя Мазарини вернул Испании захваченные в ходе военных действий районы Каталонии, Франш–Конте и несколько крепостей в Нидерландах, французская территория значительно расширилась. К Франции отошли основная территория графства Артуа, графство Руссильон, часть Фландрии с несколькими важными крепостями. Новая граница между Францией и Испанией теперь проходила по главному хребту Пиренеев. Поначалу это создало ряд неудобств, поскольку многие политические сообщества, жившие на этой земле веками, были разобщены, оказавшись в разных государствах. Но разве не происходит подобного и теперь?

  12

Кроме того, Мадрид подтвердил права Людовика XIV на королевство Наварру и отказался от притязаний на захваченные французами Эльзас и Брейзах. Герцог Лотарингский Карл IV должен быть восстановлен в своих землях, оккупированных французскими войсками с 1634 г., при условии, что все лотарингские укрепления должны быть снесены, а французские войска получали право транзита через земли Карла IV[27] .
Принц же Конде обязан был написать покаянное письмо Людовику XIV, распустить свои армии, не вступать в союзы с иностранными державами и оставить вопрос о своем будущем на добрую волю короля. В таком случае Людовик признает его как первого принца крови, аннулирует все постановления против него как изменника и восстановит его во всех владениях и на правительственных постах, за исключением того, что вместо губернаторства в Гиени Конде получит Бургундию и Брезе[28] . Французский монарх собирался активно использовать таланты высокородного смутьяна в будущем – Конде еще предстояло покрыть себя и славой, и новым, но в гораздо меньшей степени сильным, позором.
Мазарини также подписался под обязательством не помогать Португалии в течение трех месяцев после подписания договора[29] . Теперь Мадрид мог направить всю свою оставшуюся энергию на борьбу с Португалией – это не менее, чем перспектива потерять Испанские Нидерланды, было одной из главных причин, которые привели испанцев к миру с Парижем.
Однако ключевым моментом мирных соглашений в Пиренеях стал брак Людовика XIV и испанской инфанты Марии–Терезии. После заключения договора король отправил маршала де Граммона в Мадрид просить руки инфанты. Это была необходимая официальная церемония для осуществления одного из условий мира. После пышного приема Граммон имел честь лично поговорить с Филиппом IV и Марией–Терезией, вручив инфанте пылкое письмо своего монарха.

  13

Филипп IV был счастлив, что инфанта выходит замуж, и одновременно обеспокоен возможными последствиями этого альянса. Как покажут дальнейшие события, брачный контракт имел далеко идущие последствия для обеих стран и сыграл огромную роль в истории международных отношений в Европе. По настоянию хитрого Мазарини в нем имелось условие, по которому приданое инфанты – 500 000 золотых эскудо – выплачивалось в точно установленные сроки в течение полутора лет. Первая часть приданого должна была быть выплачена Франции уже во время завершения свадебной церемонии. Только при соблюдении этих обязательств Мария–Терезия отказывалась от своих прав на испанский престол. Более того, статья 33 Пиренейского мира от 7 ноября 1659 г. подтверждала переход Южных Нидерландов и Милана в совместное правление Марии–Терезии и Людовика[30] .
Но ни один мешок с золотом тогда не пересек Пиренеи. В 1660 г. финансовую ситуацию в Испании нельзя было и сравнить с 1615 г., когда выплачивалось приданое Анны Австрийской – супруги Людовика XIII. Имелись лишь мизерные надежды, что приданое может быть выплачено вообще – в ослабленой войной и мятежами Испании не было такой гигантской суммы.
Мазарини предвидел, что приданое инфанты его король никогда не получит. Таким образом, французская дипломатия сохраняла свободу рук в испанских делах. Вот почему Филипп IV так долго отказывался от этого брака; и вот что кардинал имел в виду в 1646 г., когда впервые выдвинул идею этого альянса: »Если инфанта выйдет замуж за Его Величество, мы сможем претендовать на испанское наследство«[31] . Впоследствии Людовик XIV похитил идею кардинала, грубо претворив ее в жизнь. Но еще раньше, через восемь лет после заключения Пиренейского договора, »права королевы« принесли Франции Лилль и валлонскую Фландрию.

  14

Людовик XIV и Мария–Терезия обвенчались в церкви Сен–Жан–де–Луи 9 июня 1660 г.
Десять лет спустя, вспоминая о начале своего личного правления, Людовик XIV заметил: »Было спокойно во всем свете«[32] . Действительно, после заключения Пиренейского мира в Европе на время воцарились тишина и спокойствие. Можно сказать, что Франция нового времени никогда более не достигала подобной безопасности на своих границах, как в последние годы жизни кардинала Мазарини. Политика умиротворения и сдерживания была секретом успеха первого министра на дипломатическом поприще в целях достижения безопасности границ Франции. К сожалению, в будущем его крестнику Людовику XIV почти удалось разрушить ту систему благоприятного окружения королевства, которую Мазарини скрупулезно создавал. И, прежде всего, благодаря условиям Пиренейского мира 1659 г.
Несомненно, Пиренейский мир 1659 г. являлся важной вехой в истории международных отношений в Европе XVII в. С одной стороны, его заключение подвело итог последнему военному конфликту Тридцатилетней войны – франко-испанскому, имевшему прямо противоположные последствия для обеих воюющих держав. Политический престиж Испании на континенте стал стремительно понижаться, тогда как Франция достигла стартовой отметки для весьма значительного рывка вперед во всех сферах жизни. С другой стороны, это событие, обеспечившее Франции восьмилетнее мирное существование, стало ключевым в целой череде войн общеевропейского масштаба второй половины XVII–XVIII веков.

  15

1. LITERATURVERZEICHNIS

ABBOT, W. C.:The Writings and Speeches of Oliver Cromwell, Cambridge 1945.

BÉLY, Lucien: Les relations internationales en Europe. XVIIe–XVIIIe siècles, Paris 1992.

CHERUEL, Pierre Adolphe (Hg.): Lettres du cardinal Mazarin pendant son ministere, recueillis et publ. par A. Chéruel. Paris 1843, Band II.

COATE, Mary (Hg.): The letter-book of John Viscount Mordaunt. 1658-1660, London 1945.

D´AVENEL (Hg.): Lettres du cardinal Mazarin pendant son ministere, Paris 1890, Band VII.

DUCHHARDT, Heinz: Krieg und Frieden im Zeitalter Ludwigs XIV. Düsseldorf 1987.

DULONG, Claude: Mazarin, Paris 1999.

DUMONT, Jean: Corps Universelle diplomatique du droit des gens: contenant un recueil des traitez d'alliance, de paix, de treve, de neutralité, de commerce, d'échange ... de toutes les conventions, transactions, pactes, concordats et autres contrats, qui ont été faits en Europe depuis le regne de l'Empereur Charlemagne jusques à présent; avec les capitulations impériales et royales, les sentences arbitrales, Amsterdam 1728, Band VI, Pt. II.

Gazette de France, 1657.

GUTHRIE, William: The Later Thirty Years War. From the battle of Wittstock to the Treaty of Westphalia. Westport u.a. 2003.

LONGNON, Jean (Hg.): Memoires de Louis XIV, Paris 1884.

LOSSKY, Andrew: Louis XIV and the French Monarchy, New Brunswick 1994.

MAZARIN, homme d’etat et collectionneur 1601-1661; exposition organisée pour le troisième centenaire de sa mort , Paris 1961.

SAULNIER, F.: Cromwell et Mazarin ou l’alliance des contraires, 1655-1658, in: Revue d’histoire diplomatique 3 (2002).

SCHRYVER, Reginald de: Max II Emanuel von Bayern und das spanische Erbe: die europäischen Ambitionen des Hauses Wittelsbach; 1665-1715, Mainz 1996.

SÉRÉ, Daniel: La paix de Pyrenees ou la paix du roi: le role meconnu de Philippe IV dans la restauration de la paix entre l’Espagne et la France. In: Revue d’histoire diplomatique 3 (2005), S. 244–247.

TREASURE, Geoffrey: Mazarin. The Crisis of Absolutism in France, London u.a. 1995.

БОРИСОВ, Юрий: Дипломатия Людовика XIV, Москва 1991.

БЛЮШ, Франсуа: Людовик XIV, Москва 1998.

ГУБЕР, Пьер: Мазарини, Москва 2000.

Д`АРТАНЬЯН, Шарль де Баатц: Мемуары мессира д’Артаньяна, Москва 1995, Band 3.

ИВОНИНА, Людмила: Мазарини, Москва 2007.

СЕЙДЕЛЬ, Карлос: Филипп IV (1621–1665), in: Испанские короли. Ростов-на-Дону 1998.

Der Pyrenäenfrieden von 1659 war zweifellos eine wichtige Etappe in der Geschichte der internationalen Beziehungen Europas des 17. Jahrhunderts. Er beschloss den letzten militärischen Konflikt des Dreißigjährigen Krieges – den französisch-spanischen –, infolgedessen das politische Prestige Spaniens auf dem Kontinent mehr und mehr zurückging. Frankreich hingegen erhielt die Option, seinen Einfluss auszudehnen. Zugleich war dieses Ereignis, das für Frankreich eine acht jährige Friedenszeit begründete, der Schlüssel für eine Reihe von Kriegen gesamteuropäischen Ausmaßes im 17. und 18. Jahrhundert. Der französisch-spanische Pyrenäenfrieden von 1659 wird in der Forschung häufig als eine Ergänzung zum Westfälischen Friedensvertrag von 1648 bezeichnet – oder mehr noch als ein Schlussakt des gesamteuropäischen Krieges, aus dem die politische Hegemonie Frankreichs in Westeuropa resultierte. Der Frieden sollte aber vielmehr – wie dieser Beitrag zeigt – als autonomes Ereignis eines neuen Stadiums in der Entwicklung der internationalen Beziehungen gedeutet werden. Der Pyrenäenfriede von 1659 löste die Probleme der Vergangenheit und steuerte die künftige Entwicklung der europäischen Diplomatie.

ANMERKUNGEN

---

back

print

top